Все только начиналось

Теперь немного о том, что бывает справедливо, а что — нет. Была в нашей редакции очень интересная программа «От всей души». Государственную премию за эту программу получила Валя Леонтьева. Я ничего против не имею, она прекрасная актриса, она замечательно вела эту передачу, но придумали ее Марьяна Краснянская и Зоря Васильева. Сделал эту передачу Игорь Романовский — режиссер, о них не было сказано ни слова. И, в конце концов, Валя тоже уверовала, что именно она создала эту передачу, а не коллектив. И это ужасно. Так же, как то, что на недавнем юбилее Юры Николаева его назвали «отцом» “Утренней почты”, хотя придумали эту программу редакторы Леня Сандлер и Анисим Гиммерверт.               И первым вел эту «Утреннюю почту» диктор Ковеленов, а потом уже появились режиссер Лариса Микульская и редактор Наташа Высоцкая, которые делали уже дальше эту программу. И намного позже появился Юрий Николаев, хотя он был прекрасным ведущим, очень обаятельным и артистичным. Такое несправедливое отношение к людям, которые остаются за кадром, а не мелькают на экране, и по сей день существует на телевидении. И я считаю, что это огромная несправедливость. Вот если бы Государственную премию давали Саше Маслякову за КВН, хоть его и создавали другие люди, я бы это поняла: Саша Масляков стал душой КВНа, потом он сохранил его и как птица феникс вместе с ним возродился заново через много-много лет. Тут надо различать человека, который выходит на экран со своими мыслями, со своими эмоциями, и актера, выходящего подготовленным целой группой людей, которые все это создают, но, увы, остаются за кадром.
А в кадре я по-прежнему — и в документальном, и в художественном фильме, хочу видеть, как рождаются мысли у человека. Не готовые, а как они рождаются. Главное — человек. Иначе камера, в силу своей конкретности, выхватывает все недостатки оформления, света, переключения камер, всего того, что не должен видеть зритель на экране.
Помните, в свое время был создан фильм о Сикстинской мадонне, снятый почти целиком через восприятие зрителей. И картина стала нам ближе и понятнее, чем если бы камера только скользила по гениально написанным глазам, рукам, а голос за кадром назидательно заставлял бы обратить внимание на детали, краски, воздух. Я, телезритель, должен пережить эмоциональное потрясение, сидя дома, заранее не настраиваясь.
И сколько бы лет ни прошло, эта исключительная особенность телевидения для нас, его создателей, всегда должна оставаться главной трудностью и задачей. Один человек понимал это особенно глубоко.

ДВЕ СМЕРТИ
Володя Ворошилов, Валерий Александрович Иванов

Когда человек умирает,
Изменяются его портреты.
По-другому глаза глядят и губы
Улыбаются другой улыбкой.
Анна Ахматова

Вчера от сердечного приступа умер Володя Ворошилов. Нет, мы не были близкими друзьями. Но работала я с ним еще в Театре имени Пушкина. Мы создали на стыке 63-го и 64-го годов такую экспериментальную группу: Михаил Шатров, Володя Ворошилов и я. Основой спектакля должна была стать остросюжетная повесть «Атомная станция» (за давностью лет я не могу вспомнить фамилию этого скандинавского автора). Помню только, что инсценировку должен был делать Михаил Шатров, а оформление — Володя Ворошилов. Собирались мы дома у Володи, и меня поразило, что потолок и стены его комнаты были черные, — почти как у Малевича. Но это, как ни странно, помогало работать, будоражило воображение.
Володя придумал очень интересное оформление: в виде старинной плоскостной карты мира, со старинными изображениями городов и животного мира и старинными латинскими названиями стран. Я уже занималась распределением ролей, как вдруг (после того, как Шатров сдал заявку) главлит запретил делать инсценировку — она, видите ли, вызывала не те ассоциации, как будто они могут быть те или не те…
Потом я ушла из театра и уже год работала на телевидении. А Равенских, уйдя в Малый театр, пригласил Володю оформить спектакль «Мезозойская история». Он построил на сцене Малого театра нефтяную башню. Это вызвало переполох. Мы встретились с Володей случайно в Доме актера. Он был недоволен своей жизнью. «Володя, ведь ты же можешь делать все. Иди на телевидение. Там нужны такие люди. Приходи!»
И Володя пришел в молодежную редакцию — его приняли с распростертыми объятьями — ведь у него в Москве уже было имя. Он сделал три очень жесткие программы: «Письма 41-го года», «Письма 42-го года» и программу о Хиросиме. Проходили они трудно — были очень своеобразны, но прошли благодаря редактору этой программы Тамаре Бокаревой.
А потом он придумал первую рекламную программу на телевидении (вот бы сегодняшним рекламщикам поучиться!) «Аукцион». После одной передачи были раскуплены во всех магазинах залежавшиеся тогда консервы — кальмары.
В другой раз такая же счастливая судьба постигла сыр «Камамбер». И атмосфера, и азарт, и, конечно, прямой эфир! Следующим его открытием была программа «А ну-ка парни» (то, что потом делал Николай Фоменко). Только все действо проходило в прямом эфире в студии под крики болельщиков, занимавших верхний балкон 1-й студии. И даже парашюты спускали сверху — и потому она имела атмосферу сиюминутной борьбы — это было настоящее телевидение. А как он прекрасно чувствовал кадр, свет, ритм! Да, на съемках он был диктатором. И это на телевидении необходимо. Но он был художником, и очень выразительным, и придумывал свое. Снял «Серебряный грибной дождь» по пьесе Михаила Шатрова, в главной роли — Саша Масляков.
Володя очень любил Сашу, и 25 лет назад, когда придумал новую программу «Что? Где? Когда?»,             по-моему, в 1975 году, первым ведущим стал Масляков. А сама программа выходила по субботам в полдень. В центре рулетки был обыкновенный детский волчок с прыгающей лошадкой, а стрелка указывала на игрока. Позднее она указывала на письмо с вопросом. Все первые съемки происходили в правом отсеке бара «Останкино». Уже первые программы стоили Ворошилову огромного количества нервных клеток. Ведь тогда слова «казино», «рулетка» считались антисоветчиной. Но Володя не сдавался — не разрешили снимать в Останкино, в 1983 году перешли снимать в особняк на улице Герцена. Появился черный ящик, а ведущим стал сам Ворошилов, правда, вначале как голос за кадром. Сменили еще несколько мест съемок, пока в Нескучном саду не создали свою съемочную площадку с выходом на улицу, с музыкальными паузами и золотой стеной фейерверка. Появились команды, денежные ставки и Ворошилов в кадре. Программа усложнялась и углублялась. Живой эфир, минута на обдумывание, команды знатоков со стажем и молодые знатоки, был задействован «Интернет». Перед передачей Володя не допускал к себе никого. Все в состоянии огромного напряжения. Нервы, нервы и нервы. Говорят, кто-то нагадал, что передача умрет, когда ей исполнится 25 лет. Ворошилов сделал юбилейную программу «Виват, король!..». Пела Тамара Гвердцители. Он выстоял, он победил, но какой ценой!
После похорон Володи Ворошилова мы собрались его помянуть в Доме актера и подумали: «Снаряды падают все ближе и ближе». Почему бы нам не собраться всем вместе — «молодежникам»? Ведь есть что вспомнить! Пошли к Маргарите Эскиной, она нас поддержала: «Сколько примерно человек?» — «Пятьдесят-шестьдесят от силы». Поручили нашим бывшим администраторам (теперь они уже редакторы, менеджеры) обзвонить всех. Собралось человек 100—150.
У нас в доме на Первомайской, этажом ниже, жила девочка — Наташа Черкасская, влюбленная в искусство. Я привела ее в «Молодежку». Она стала лучшим администратором. Ее брали на самые трудные массовые программы. Она училась и росла без отрыва от съемок и репетиций. Теперь она дипломированный редактор. У нее взрослая дочь, от любимого человека. Она все решала и строила свою жизнь сама.
Та наша легендарная первая, о которой я писала, потом промежуточная и видовская. Впервые все вместе. Дорогие, любимые люди! «Один за всех и все за одного» — это был наш девиз.
Иванов Валерий Александрович.
Валерий Александрович Иванов был нашим отцом, Маргарита Эскина — матерью, а редакция — одной большой и очень дружной семьей. Зависть? Не было у нас такого понятия. Наоборот неудача одного из нас была неудачей для всех. А как мы праздновали наши победы! Валерий Александрович был в курсе наших семейных, личных проблем: у кого заболел ребенок — он доставал лекарство, устраивал, если необходимо, в больницы. Знал даже график наших женских недомоганий, чтобы не занимать на больших и сложных передачах. Устраивал нашу молодежь в институты.
Когда он ушел от нас в Министерство культуры, а мы снимали «Нашу биографию», он всегда держал руку на нашем пульсе. Когда нас выдвинули на Государственную премию СССР, Валерий волновался вместе с нами. Я в то время отдыхала в Сочи, в санатории «Актер», — еще ничего не было известно. Валерий первым прислал телеграмму: «Не волнуйтесь, Вы уже лауреаты. Поздравляю и радуюсь вместе с вами — ваш Иванов». Телеграмму прочли все — весь санаторий во время ужина праздновал это событие. У Валерия не было врагов ни на телевидении, ни в Агентстве по охране авторских прав, ни в Министерстве культуры. Он умел быть с людьми на равных, но не допускал амикошонства. Единственный С. Лапин не мог простить ему интеллигентности и уважения, с которым относились к Валерию все. Это было маленькое чудо, которое прошло через нашу жизнь, оставив за собой полосу света.
Во главе стола — наши главные редакторы: Валерий Иванов, Евгений Широков, Эдуард Сагалаев и Понамарев. И «генерал от инфантерии» — наша Маргарита Эскина. Молодежная раньше собиралась вместе после выхода каждой программы — ибо для всех это был праздник, собиралась и по всем государственным датам, и в дни рождения.
У Маргариты сохранился целый ворох шуточных приказов по разным поводам. Она их зачитывала. Пахнуло молодостью и весной. Мы пели любимые песни, танцевали и снова воочию ощущали, что такое жизнь вместе без зависти и желания как можно больше заработать. Это возвращало меня в мою юность.

ОЩУЩЕНИЕ СЛОМА
На моих глазах разрушали мой дом, мое детство, но не воспоминания

Мы полны ощущения слома.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49