В студии радиотеатра
Сострадая и протестуя, с любовью и презрением, с ненавистью и с восторгом ведет рассказ Михаил Ульянов, даруя нам огромную радость погружения в атмосферу великих и грозных событий. Он абсолютно достове-
рен и в описании будней войны — «тянущихся выхолощенных скукой дней», и в рассказе о суете бегства белой армии на новороссийских причалах, и в размышлениях Мелехова после возвращения в Вешенскую, когда «как выжженная палами степь черна стала жизнь Григория».
Как он это делает? Можно попытаться суммировать наблюдения, так сказать, «со стороны» и если не раскрыть, то обозначить качества дарования Ульянова, которые наиболее ярко выразились именно в этой его работе. Дело не только в опыте самого Ульянова — речь идет о лаборатории актера, для которого перевоплощение в условиях студии радио так же привычно, как на театральных подмостках.
Первое из наблюдений принадлежит превосходной актрисе Ие Саввиной, тоже много и увлеченно работающей у микрофона. Саввина пишет о «Тихом Доне» и Ульянове:
«Существует определенный закон разбора материала артистом и режиссером: выяснение главного в сцене, подчинение всего остального этому главному, приблизительная речевая характеристика героев. Ульянов работает так же. С одной особенностью — своим отношением к людям, событиям, природе. Не тем «своим отношением», которое должно быть у артиста по всем законам актерского мастерства, а отношением скрытым, не запрограммированным, не демонстрируемым, о котором артист сознательно не помышляет и которое проявляется вопреки его воле. Отношение, как результат восприятия событий им, Ульяновым, и никем другим…
Возвращается Степан домой.
«Аксинья, вихляясь всем своим крупным, полным телом, прошла навстречу.
— Бей! — протяжно сказала она и стала боком».
Артист не опускается до приблизительной имитации голосов героев, но кажется, что «Бей!» говорит Аксинья. Полузадушевно и мелодично, И за этим вскриком почувствовано то, что стоит за словом, что богаче слова: многоцветное состояние души человеческой. И везде артист проживает некую жизнь между строк. Страшная сцена избиения Степаном Аксиньи ошеломляет не ужасом физического истязания, а тяжким унижением духа, унижением женского достоинства, унижением любви».
Ульянов — артист темпераментный, любит резкий жест, динамичную мизансцену, острый пластический рисунок роли. Актеры такого склада часто не знают, что делать им со своим темпераментом у микрофона. Одни просто оставляют его за порогом студии, другие, «пристраиваясь к микрофону», употребляют силы на имитацию театральных мизансцен, Ульянов не делает ни того, ни другого.
Каждая запись у него начинается со своеобразной «разминки»: проговаривается текст, уточняется произношение отдельных слов, фраз, целых абзацев, но это не «техническая проба» и не поиск смысловых решений, все опробовано и отрепетировано заранее. Это процесс, в ходе которого энергию, затрачиваемую в театре на сценическое движение, Ульянов переключает на внутреннюю сосредоточенность. (Вспомните, как Вс. Мейерхольд требовал
этого от актера в своих радиоспектаклях.)
Команда «Мотор!» подается режиссером в тот момент, когда концентрация чувств у актера достигла пика. Разумеется, тут нужно полное взаимопонимание артиста и режиссера, но иначе возможна ли была вообще подобная работа?
* * *
Мы начинали наш рассказ о театре радио с утверждения неразрывности и равноправия режиссерского и актерского творчества у микрофона. Перекос в ту или иную сторону для искусства незримых образов губителен. Радиоспектакль не выдерживает монтажных нагрузок, допустимых в кинематографе, так же как и отсутствия жесткой режиссерской воли, которую на театральных подмостках иногда способны подменить мастерство и обаяние актера.
Развитие искусства радио, его жанровую подвижность и стилистическое разнообразие обеспечивает лишь подлинно творческий взаимообогащающий союз постановщика и исполнителя. Чрезмерное увлечение техническими возможностями современной аппаратуры звукозаписи и воспроизведения на поверку оказывается чаще всего малоперспективным изыском. При всей условности своей эстетической природы искусство радио — искусство реалистическое. Звуковой образ способен подниматься до символа, но становится бессмысленным, превращаясь в абстрактную конструкцию, лишенную социальной и психологической реальности.
В искусстве звуковых образов в последнее время вполне отчетливо наметилась поляризация
жанров. Один полюс — панорамные представления с большими массовыми сценами, обилием постановочных эффектов, открыто публицистическими интонациями. Другой — радиотеатр-собеседник, где преобладает монологическая форма обращения к слушателю. И для обоих направлений характерно стремление приблизить к слушателю — в буквальном значении этого слова — мысль художника, его чувства, его идейный и эстетический идеал: вывести их (в избранной автором форме) на невидимую авансцену, представить — если принять аналогию с кино — «крупным планом».
Уходит постепенно с незримой сцены бесформенное и эклектичное явление, именуемое «радиопьесой вообще», что, в свою очередь, заставляет сценаристов и режиссеров более четко формировать литературную основу звукового образа, более строго отбирать выразительные средства.
Радиотеатр обращен к слушателю, его воображению, его личному эмоциональному опыту, а сам процесс восприятия сугубо индивидуален. Своеобразие радиотеатра, его специфически интимная манера обращения к человеку — к каждому в отдельности — играют особую роль в воспитании чувств. Не случайно, в откликах, приходящих на каждое представление радиотеатра, часто написано не «я понял», а «я почувствовал». И если попытаться обозначить специфику социально-эстетического контакта между художником, творящим на незримой сцене радиотеатра, и его аудиторией, то справедливо выразить ее формулой: индивидуальность
плюс индивидуальность.
Не приходится говорить, как в
данном случае важен для успеха масштаб личности художника. Эфир не может оказаться монополией избранных, но и критерии допуска к микрофону должны быть чрезвычайно высокими. Мы озабочены нравственным
воспитанием современника, мы боремся против стереотипов мышления, скудности жизненных представлений, и в этом смысле искусство звуковых образов — богатейший источник.
На первой странице обложки — О. Н. Ефремов читает главы из книги К. С. Станиславского «Моя жизнь в искусстве».
На четвертой странице обложки — М. И. Бабанова в студии на Телеграфе.